I've seen the needle and the damage done
A little part of it in everyone
But every junkie's like a settin' sun
Neil Young — The Needle and the Damage Done

Лили не радовалась тому, что приехала учиться на свой следующий, шестой, курс в Хогвартсе. Она оставалась старостой Гриффиндора: младшекурсники требовали заботы, наставничества; помощь с организацией мероприятий, дисциплиной в целом — все это лежало на ней, и работать как староста Лили была обязана. Скорее всего она была хороша — Ремус никогда не говорил ей, что недоволен ее работой. Ремус вообще всегда был лапочкой — мало с кем конфликтовал, производил достаточно дружелюбное впечтление. Пушистое.

Лили любила сидеть на подоконнике гриффиндорской гостиной — и было превать, что по правилам нельзя. Стукачей внутри факультета не было — их не жаловали, факультет будто бы был самостоятельным организмом; в котором роль Лили и Ремуса — очистка вен. Или просто кровоток — чтобы все функционировало. Главное, чтобы все было в норме, верно? Не важно, что Лили не была в норме — Лили не копалась в себе, она просто знала — ей категорически запрещено было поворачиваться налево — туда, где были слизеринцы. Туда, где был он. Обычно, ловя себя на подобных мыслях, Лили усмехалась. Лили уходила с глаз долой и где-то в одиночестве курила — и не важен был день, время суток, какие-то уроки. Лили была всегда расслаблена — на чиле. Она не волновалась, на лице ее — извечная простая улыбка. Спокойная, понимающая, простая. Улыбка человека, который готов был пойти на все что угодно, лишь бы не думать.

Лили напоминала себе себя из четвертого курса — очередная потеря в ее жизни. Только теперь присыпленная смертями знакомых, гнетущей атмосферой и ощущением абсолютного бессилия. Лили часто думала — а верное ли она решение приняла, все таки вернувшись в Хогвартс? Уехала бы с Джейком куда-то на Карибы, куда-то очень-очень далеко. Где можно укуриться в усмерть.

Меланхолия нападала на нее часто — бороться с ней Лили было тяжело. Спасала только учеба — старалась над каждым эссе, выводила каждую букву своим идеально-образцовым подчерком. Хотелось углубиться в чернила — спрятаться за строчками текста, и никогда их не покидать. Поттер часто сидел просто рядом — мог будто бы спать, мог читать какую-то книгу по учебе или квиддичу. В общем молчании Лили было комфортно. Она вовсе не винила его за тот день — тогда Поттер был просто Поттером. Увы, то был ествественный круговорот жизни: кто-то за кем-то всегда бегал. Вот Поттер был влюблен в свою вражду с Севом — последний ведь тоже не оставал, мог отбиться тем еще серьезным. Вот и доотбивался — так, что отбросило в объятия их. Лили не винила Северуса — он имел право на собственный выбор. Но только почему внутри было так больно.

— Рем! — Лили окликивает приятеля — Ремус ожидаемо оборачивается на ее голос. Лили на излюбленном своем месте — подоконнике факультетской гостинной. Сегодня суббота — она в широких потертых джинсах, заправленной в нее черной футболкой; волосы — высокий пучок, все руки — в украшениях; полная свобода во внешнем виде. Время — все только просыпаются и готовятся ко завтраку, Лили же, судя по виду, бодрствует уже довольно долго. Она вообще спит? Судя по отсутсвию синяков под глазами — вроде высыпается. — Макгонаггал просила присмотреть сегодня за младшекурсниками в Хогсмиде — смутные времена наступили — бла-бла, нужно быть бдительными — бла-бла. Короче, я сегодня буду там большую часть времени, лады? — дожидаться согласия — формальность, Ремус обычно редко с ней в чем-либо спорил. Быть может потому, что она редко что предлагала? Если считала нужным делать — делала, самостоятельно. По большей части.

Лили действительно провела в Хогсмиде весь день — шаталась по городку, заранее, во благо душевного спокойствия, огибала стайки слизеринцев; словила на падении нескольких гриффиндорцев, предотвратила три намечающие драки. Не ела весь день — зашла в кафе, а в горло и кусок не лез. Просто пила воду. И курила. Косяк за косяком. Просто потому что могла — свободное время, уроков не было, а обязанности она свои исполняла исправно.

Солнце уже клонило к закату — деревеньку уже покинул последний школьник. Лили не торопилась — она стояла посреди дороги, выпускала из губ дым. И смотрела на золотые листья деревьев — они горели точно пожар. Так, что становилось тепло внутри.

После долгих утренних обсуждений "идти или не идти в Хогсмид" и заявления Римуса о нудных обязанностях старосты, Поттер и Блэк почти синхронно замолчали и уставились друг на друга. Ты думаешь о том же, о чем и я? - читалось на их лицах. Благодаря проходу через Сладкое Королевство, мародеры могли гонять в Хогсмид когда угодно. А вот полупустой замок в их распоряжении оставался не часто. За день они успели подразнить полтергейста, сорвать слизеринцам тренировку по квиддичу, имитируя неприличные звуки магически усиленным голосом всякий раз, когда капитан открывал рот, и проверить, сможет ли Питер влезть в доспехи в Зале Славы. Влезть Питер смог, а вот вылезти нет. Джеймсу и Сириусу ничего не оставалось, кроме как спереть с постамента доспехи с запертым в них Питером, стараясь не попасться никому из преподавателей, и найти Римуса. В туалете третьего этажа трое мародеров чесали подбородки, генерируя самые разные идеи - как вызволить Питера и не испортить доспехи. Джеймс предлагал залить Хвоста маслом, вспомнив, как соседка вытаскивала руку Джона Рибета из узкой банки. Сириус предлагал поморить его голодом, похудеет - легче будет вызволить. А Римус, закатив глаза, использовал найденное в книге о бытовой магии заклинание откупорки бутылок. Из доспехов Питер и правда вылетел как пробка из бутылки - со свистом.
Остаток вечера Джеймс просматривал книгу Римуса о бытовой магии и раздумывал можно ли использовать заклинание по сбору носков как-то еще. Он уже предвосхищал череду качественно новых "социальных" экспериментов и спешил поделиться этим с Сириусом, которого обнаружил возле окна.
- ...я точно видел у него в коморке спицы для вязания, у моей мамы такие же есть. И если... - Джеймс оборвал фразу на полуслове, переключив внимание на серьёзного Римуса, который активно волочил его в строну лестниц. В смысле Римус довольно часто серьезен, но в тот момент был... очень серьезен, предельно серьёзен. Джеймс не знал, как это описать и в чем именно разница между серьезным и очень серьезным, но она была. Определенно была. И последующие слова Лунатика послужили тому доказательством.
Что значит, ему кажется, что Лили не вернулась из Хогсмида? Джеймс автоматически взглянул на часы - восемь вечера, а затем перевел взгляд на окно - солнце уже скрылось за горизонтом. В душе уже начала подниматься буря, появляющаяся всякий раз, когда речь шла об Эванс. Та самая буря, что еще полгода назад застилала глаза и заставляла вести себя, как влюбленный идиот. Но он же поклялся самому себе, что больше не будет цепляться за нее. Каких трудов ему стоило научиться жить в отрыве от необходимости получить взаимность от Лили Эванс. После летнего нападения на Годрикову Впадину он впервые остановился и задумался, что он делает и почему, чего он хочет от жизни. Тем летним вечером в Гайд-парке наблюдая, как Лили обнимает незнакомый парень из тусовки хиппи и та счастливо ему улыбается, Джеймс решил отпустить. После прощания с вредным соседом Марвудом и похорон отпустить девушку, которая никогда по-настоящему не была его, стало намного легче. Сама мысль об этом казалась правильной тогда. Да, уже темно. Да, восемь вечера. Да, она не вернулась в гостиную. Но ведь она может отчитывать первокурсников где-нибудь в коридорах, засидеться в библиотеке или заниматься еще Мерлин знает чем - Джеймс буквально заставлял себя мыслить скептически, стараясь затушить желание пуститься искать Эванс. И был чрезвычайно рад, когда Римус внес предложение поискать ее на карте мародеров. Достав из прикроватной тумбочки карту, он разложил ее на кровати во всю длину.
- Давай посмотрим, я с правой части, ты - с левой, - предложил Джеймс обманчиво спокойно, тем временем жадно всматриваясь в каждую движущуюся надпись с именем. Поттер изо всех сил старался не выдавать своей паники даже перед другом, ведь сам в начале учебного года заявил друзьям о своем освобождении от чар Лили Эванс и все эти два месяца активно поддерживал данную легенду.   
- Мерлинова борода, - бросил Джеймс, когда через пятнадцать минут поисков так и не нашел точку с именем Лили Эванс. Ни в замке, ни в окрестностях. Из нанесённых на карту мест оставались только Запретный лес и Хогсмид, а также комната в замке, которую мародеры так не смогли отыскать снова, всего раз там побывав. Друзья распределили зоны поисков. Римус должен быть поискать в Хогсмиде, Сириус еще раз осмотреть окрестности, Питер должен был следить по карте, не появится ли Лили, а Джеймсу взял на себя Запретный лес. В анимагической форме ему было проще и быстрее остальных прочесать близлежащую часть лес. 
Стоя у самой кромки густого леса, Джеймс только и думал о том, что Лили не здесь. Что Эванс, разнимающая третьекурсников в Хогсмиде, могла забыть в Запретном лесу? Бред. Но он должен был проверить. Закрыв глаза, он ощутил знакомое покалывание во всем теле. Выгнул назад шею и выставив вперед руки, балансируя на пятках, подался всем телом вперед. Рыхлой земли коснулись уже не руки, а копыта. Олень с высокими ветвистыми рогами и черными кругами меха на шерсти вокруг глаз, на том же месте, где были совсем недавно очки, не медля, перешел на бег. Поттер долго привыкал к особенностям зрения оленей, в животном обличии ему были недоступны для восприятия некоторые краски и золотая осень казалось ему коричнево-серой, но угол зрения значительно расширился. Так Джеймс мог видеть даже то, что происходит за ним и улавливать малейшие движения. Периодически он останавливался и, возвращаясь в человеческую форму, связывался с Сириусом по сквозному зеркалу. Еще не нашли. Больше часа Джеймс исследовал лес, прислушивался к звукам и запахам. Стук сердца в ушах, беспокойный взгляд, будто бежал от хищника.
- Только бы не упустить, - бьется единственная мысль в голове, пока человеческие чувства, хаотичные и всепоглощающие, притуплены. Мародеры не раз замечали, как иногда круто быть животным - ни радости, ни печали, лишь отголоски великой силы и великой слабости. 
Его зрение на скорости не могло уловить ее разметавшиеся по траве рыжие волосы. Его обоняние не могло различить тонкий запах ее духов, смешавшийся в запахами леса. Но внезапно странное ощущение, подобное инстинкту, резкое и необъяснимое заставляет его остановиться. Он вертит головой во все стороны, медленно и основательно разглядывая размытые детали деревьев, кустов, травы. И в свете луны, проникающем сквозь густые кроны деревьев, он замечает среди гладкой ровной травы что-то вроде упавшего ствола дерева, но Джеймс улавливает движение - будто дыхание. Он осторожно подходит ближе, вращая головой для более четкой картины. Странный неестественный для здешнего леса запах щекочет ноздри. Подойдя вплотную, утыкается влажным носом не в сухую деревяшку, а холодную мягкую щеку. Мгновение, он моргает и видит лицо Лили Эванс. Тупое облегчение накрывает его скудный эмоциональный диапазон. Олень отбегает от девушки на несколько метров и скрытый порослью кустов скидывает анимагическую форму и падает на спину, зацепившись ногой за торчащий из земли корень. Джеймс не может распутать клубок собственных эмоций. Бежит и падает на колени около лежащей на холодной земле девушки, чьи рыжие волосы перекликаются с опавшими листьями.
- Эванс, ты как? - задает вопрос Джеймс и оглядывает ее на предмет крови или ушибов. - Где-то болит?
Он смотрит ей глаза в глаза обеспокоенно, а она глупо улыбается затуманенным взором. Ее рука мертвецки холодная, сколько же она тут пролежала? И внезапно Джеймс понимает, что за странных запах он учуял недавно. А светлые цилиндры на траве - это вовсе не свернутые листья. Джеймс уже знал, что Эванс покуривала траву. Но пытаясь сейчас сосчитать количество скуренных накруток, Поттер прояснет для себя картину произошедшего. И только тогда осознает, что Эванс и в самом деле ебнутая. Свалилась посреди Запретного леса, обкуренная, в тонкой мантии.
- Вставай, нам пора в замок, - тон его сухой, на грани колючести. Крепко держа за руку, он пытается ее поднять и поставить на ноги, но она словно желе опадает обратно. Будто в теле не осталось ни одной кости, ни одной опоры. Он присаживает на корточки и обманчиво весело смотрит на девушку: - Эванс, если ты не сможешь подняться, мне придется применить силу. Не говори потом, что я лапал тебя за задницу.
Джеймс отчаянно все сводит в иронию, потому что чертовых сил уже нет. Внимательный взгляд - он не ожидал, что когда либо увидит Лили Эванс такой.