Громкий резкий хлопок разрезает монотонный шелест листвы и из ниоткуда на землю аккурат возле высоких ворот ступают грубые чёрные ботинки из драконьей кожи. Ворота сами по себе распахиваются, впуская внутрь одинокую фигуру в чёрной мантии. Шуршанию гравия под ногами вторят неутомимый ветер и скудное пение птиц в молочном тумане западного Суссекса. Рудольфус чуть хмурит брови при виде дорогого черного шелка, стелющегося на фасаду Блэк-касла — то помпезная вывеска "мы в трауре, господа". Он едва кривит губы при мысли о предстоящих церемониях и о своем в них участии. Много лет он не присутствовал ни на похоронах, ни на прощальных мероприятиях, намеренно ссылаясь на занятость или отсутствие в стране. В его обществе смерть — это повод для самого душного и вычурного светского маскарада. Но сегодня он все-таки здесь, и все ближе главный вход в поместье, все громче монотонность чужих голосов. У самого входа замечает статную фигуру Арктуруса Блэка, который как и полагается встречает гостей.
— Мистер Блэк, миссис Блэк, — Рудольфус ровняется с пожилой парой, ограничиваясь легким наклоном головы в знак приветствия. — Примите мои соболезнования.
Мелания меланхолично улыбается, едва приподняв уголки губ, то и дело мельком оглядывает зал, присматривается к гостям, что поднимаются по лестнице ко входу. Видно, что главная роль в организации именно за ней. Тогда как Арктурус более сдержан как в эмоциях, так и в движениях.
Блэк с важным видом интересуется отцом, а именно его новым приобретением для аукциона.
— Сходу о делах? — мелькает мысль, но Рудольфус с трудом скрадывает удивление, сжимая бескровные губы в тонкую линию. — В день похорон своего брата? Зектус часто называл Арктуруса пронырливым ящером, в особенности, если их интересы сталкивались. Не думал, что это окажется правдой. Однако, Лестрейндж не собирался настолько глубоко погружаться в дела Блэков и их внутрисемейные отношения. В каждом роду, в каждом поколении столько скелетов в шкафу, что можно собрать из них целую армию. Рудо было вполне достаточно своих собственных.
— Отец будет рад видеть вас на следующей неделе, — заверяет он Арктуруса и с тем же легким кивком головы разворачивается и удаляется в глубь зала, делегируя внимание пожилой пары другому сочувствующему их горю гостю.
Широкий мерный шаг, его отзвук тонет в тягучем, словно болоте, мареве тихих голосов. Рудо в самом центре зала, делает вид, что ищет знакомые лица среди сплошь темных мантий. На деле же оценивает количество приглашенных - их до неприличия много. Весь свет Лондона прибыл проститься с отшельником Регулусом Блэком. Какая нелепость! Рудольфуса распирало от мрачного веселья, граничащего с болезненными отголосками прошлого. Примерно то же, только куда острее, он испытывал на церемонии похорон матери. Барышни вытирали своими кружевными платочкам лживые слезы и прятали заплаканные лица за отворотами камзола своих мужей. Плакали и скорбели даже те, кого Рудо никогда не видел рядом с матерью, кто мало ее не знал и кто уж точно ее не навещал. Эти воспоминания когда-то отравляли его память, оскорбляли его представление о смерти. А сейчас видя те же лица, ту же время от времени сползающую маску скорби, он убеждает себя, что начхать ему на все это представление и весь тот абсурд, что оно в себе несет. Он сам здесь совершенно с другой целью.
Рудольфус подходит к некоторым старшим Блэкам в зале, задерживаясь лишь на минуту, произносит далеко не оригинальные слова соболезнования. Дань условностям и только. Он все еще не собирается сильно погружаться в церемонии, поэтому отходит к стоящему в отдалении от Блэков Пакстону Нотту, который со скучающим видом всматривался в дно пустого бокала.
— Тебе не кажется, что на похоронах ты бываешь чаще, чем на свадьбах, - без приветствий начинает разговор со старым другом. В словах скользит намек, что понимают лишь они.
— А вот тебя на них, напротив, не затащить, - с ходу парирует Нотт и, наклоняясь ближе, смотрит прямо в глаза и понижает голос: Нам бы местами поменяться, Лестрейндж, тебе похороны, мне - свадьбы. Все на своих местах.
Рудольфус нагло усмехается, но с леденящей серьезностью выдерживает этот взгляд и продолжает беседу. Подобный обмен старыми подозрениями в попытке застать другого врасплох уже давно стали для них любимым занятием даже в среде Пожирателей Смерти. 
Несколько минут спустя он поворачивается в пол оборота, собираясь выяснить, закончили ли хозяева дома прием гостей, но взгляд замирает на фигуре у окна, облаченной с ног до головы в нарочито траурный наряд. Но не только это приковало его взгляд: при ровной осанке плечи опущены, будто что-то невообразимо тяжелое давит на них. Горделиво молчаливая - то ли задумчивая, то ли отрешенная.
— Прямая сгорбленность,- подумал он про себя, не зная, как точнее описать увиденное.

Рудольфус ускоряет шаг, ступая по влажной от тумана траве, желая как можно быстрее пройти мимо вяло плетущихся гостей и оказаться ближе к склепу, насколько это позволено не родственнику. Закрытое в плотный саван тело наставника не показывают никому и спешат прикрыть тяжелую крышку каменного гроба. Редкие рыдания и чрезмерно громкие всхлипы заполняют собой тишину. Но Рудольфус лишь не понимающе сводит брови к переносице. Арктурус громким голосом возвещает всех собравшихся о том, что церемония погребения завершена, и просит всех вернуться в Блэк-касл. Лицо Лестрейнджа в этот момент искажает гримаса злости. Не ради этого он прибыл сегодня сюда, вопреки всем своим правилам! Не ради бахвальства или любовании самим собой, прилюдно сокрушаясь о несправедливости мира, что так жесток к великим людям. Он рассчитывал хотя бы на короткую, минутную возможность попрощаться с человеком, ставшим ему учителем, нет, даже более - другом, которого он уважал наравне со своим дядей. Не был даже проведен подобающий ритуал успокоения души. Подобная церемония погребения просто отвратительна. Даже похороны его матери с падением отца на колени у гроба не были такими нарочито парадными и "чистыми". Тяжелый взгляд буравит спину старика, что накладывает на склеп защиту. Тот загораживает собой вход и вязь вдоль проема отсвечивает тусклым серым цветом. Рудо разворачивается, обходит склеп и направляется к замку до того, как Арктурус замечает его интерес.

Лестрейндж обосновывается в тени невдалеке от выхода в сад, стараясь не привлекать к себе внимания. Он слушает речь Арктуруса вполуха - невозможно воспринимать это всерьез. Торжественные речи на похоронах сродни затянутой мещанской комедии, отдающей душком. "Наша семья понесла громадную утрату и бла-бла-бла". Высокопарный тон уместен скорее для тоста. Но даже не прислушиваясь, даже стараясь максимально отгородится от не вещей, которые его не касаются. Ему было любопытно, совсем немного - какая кошка пробежала между братьями, если смерть одного превращается в светский прием.
— А теперь пару слов о покинувшем нас Регулусе Блэке, моем младшем брате, скажет моя внучка Беллатрикс.
Рудольфус кидает безразличный взгляд на подобие сцены, готовясь еще к одной длинной "трогательной" речи. Однако шаг вперед делает девушка, привлекшая его внимание ранее. Оказывается то была внучка, он не узнал ее лица сразу. Ее шаги медленные, тягучие. Спокойный ровный голос, всего несколько слов - вот и вся речь. Пальцы крепче сжимают хрупкое стекло рюмки, когда она уходит со сцены. Желваки напрягаются под бледными скулами, попытка совладать с нахлынувшей горечью, острыми когтями впившейся в душу - поразит, что кормится уже почти десять лет. Эта девчонка одна из всех собравшихся напомнила ему себя в четырнадцать лет. Он еще долго стоял, не шелохнувшись,  погруженный в свои мысли настолько, что позабыл, зачем здесь находится. Речи судя по всему уже закончились, Арктурус с женой стоял окруженный толпой и вел активную беседу. Воспользовавшись моментом, Рудо проскальзывает в сад незамеченным и направляется прямиком к склепу. Солнце уже скрылось за горизонтом, что играет ему на руку.
— Мне жаль, что Вы вернулись в столь ненавистное Вам место, дедушка.
Рудо резко замирает у боковой стены склепа, едва услышав женский голос. Гоблин подери! Он аккуратно заглядывает за поворот и видит сидящую на земле внучку Регулуса, ту единственную, что сегодня выделялась из всех. Мужчина делает шаг назад и прислоняется спиной к стене, напряженно приподнимая брови и приложив сложенные ладони к губам. Он вряд ли сможет отвести ее обратно в замок и вернуться к склепу снова - старик может что-то заподозрить. Но и вскрыть склеп при ней он не мог... или мог?
Рудольфус заворачивает за угол, и тень его стелется по земле прямо к девушке. Ее лицо, освещенное тусклым светом луны, он узнает в нем лицо девчонки-первокурсницы во времена его старших курсов. Блэк, конечно же.
— Прино... — Рудольфус замолкает на полуслове, в растерянности глядя на девушку. Слова "приношу вам свои соболезнования" застряли в горле. Сказать ей шаблонную фразу, которую говорил ее родственникам весь сегодняшний день? Той, что удалилась подальше от света и глаз и только здесь, в одиночестве, позволила слабину. Нет. Одно это заслуживает как минимум его уважения - даже в этой слабости чувствовалась сила, сила духа.
— Кажется, не я один решил сбежать с того балагана, - Рудольфус указывает головой в сторону поместья, интонацией стараясь сгладить образовавшееся напряжение. - Мастер Регулус, уверен, тоже бы не выдержал. Сегодня было столько слов сказано о нем и почти все - мимо. В особенности, о прекрасных манерах и характере.
Шутки были бы не уместны, но иронию он мог себе позволить. В конце концов у старого черта характер и впрямь был дерьмовый, к чему врать или что-то приукрашивать. Рудо подходит ближе. Тон его хоть и был ироничен, но во взгляде нет намёка на веселье, со скрытой жадностью он разглядывает покрасневший кончик ее носа и горькую складку в уголке губ. Она не торопится подниматься, а он не считает нужным ей указывать "не стоит сидеть на земле, ночи довольно холодные". Вместо этого он молча снимает с плеч мантию и небрежно скидывает ее прямо на мисс Блэк. Затем тоже спускается по стене склепа на землю рядом с ней, согнув одну ногу в колене. Все-таки странно разговаривать, смотря буквально себе под ноги.
— Жаль, так и не удалось попрощаться с ним во время церемонии погребения. Думал, удастся сейчас, - Рудольфус осторожно прощупывает почву, пытаясь понять, закатит ли мисс Блэк истерику от идеи взломать вход в склеп или напротив, поддержит. Гуманнее было бы оставить ее одну переживать это горе, но Рудольфус не был гуманистом и преследовал только свои цели.